Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов;
порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от
ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу
в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись
в воде, колыхался
в ней, как одинокая лодочка. Снежные хлопья налипли на
ветвях деревьев, и широкое серебряное поле сквозь чащу леса открывалось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками и снежинки еще кое-где
порхали и кружились
в воздухе белыми мотыльками.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись
в воде, колыхался
в ней, как одинокая лодочка. Снежные хлопья налипли на
ветвях дерев, и широкое серебряное поле сквозь чащу леса открылось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками, и снежинки еще кое-где
порхали и кружились
в воздухе белыми мотыльками.
Их веселым крикливым чириканьем полон весь воздух; они
порхают, гоняясь один за другим по оттаявшим
ветвям деревьев, и сыпят вниз иней с тех мерзлых веток, которые остаются
в своем серебристом зимнем уборе.